Интервью с Михаэлем Дикманном
Глава Allianz объясняет, почему страховые компании не верят в распад еврозоны, но инвестируют так, как будто верят.
Глава Allianz объясняет, почему страховые компании не верят в распад еврозоны, но инвестируют так, как будто верят.
Г-н Дикманн, объем инвестиций Allianz составляет почти 450 млрд. евро, что делает его одним из крупнейших инвесторов в мире. Вы готовитесь к неконтролируемому распаду еврозоны?
Дикманн: С евро ничего не случится, и распада еврозоны мы также не ожидаем. Но чувство ответственности перед нашими клиентами заставляет нас быть готовыми к любым возможным ситуациям. Мы не хотим услышать обвинения вроде: «Боже мой, даже если вы считали, что это совершенно невозможно, почему вы просто сидели и надеялись, что этого не случится!». Поэтому мы хотим подстраховаться и подготовиться ко всем возможным сценариям развития событий: ведь мы же все-таки страховая компания.
Как можно — чисто теоретически — подготовиться к такой ситуации?
Дикманн: Приведу конкретный пример: в настоящее время мы стараемся инвестировать средства наших клиентов преимущественно в странах их регистрации. Греческие облигации мы концентрируем в Греции, французские — во Франции, итальянские — в Италии. Идея состоит в том, чтобы наши инвестиции и будущие обязательства перед клиентами были локализованы в одном и том же регионе.
Это в первую очередь делает вас менее подверженными неблагоприятным изменениям курсовых разниц, в случае если страны зоны евро вернутся к своим национальным валютам.
Дикманн: Да. Но это бы лишило нас огромного преимущества, которое дает евро. Сейчас мы имеем возможность распределять наши инвестиции и обязательства перед клиентами, а также многочисленные обязательства, которые несет холдинговая компания, между странами гораздо более эффективно и рационально, в том числе с налоговой точки зрения. Если страны вернутся к своим закрытым национальным экономикам, мы лишимся многих из этих экономических выгод. Я твердо уверен, что это крайняя мера и что ситуация нормализуется.
Но фактически вы как инвестор все равно готовитесь к возврату к национальным валютам.
Дикманн: Этот вариант развития событий вызван чувством неопределенности, которое царит среди наших акционеров. Мы можем четко изложить наши аргументы, объясняющие почему, по нашему мнению, Италия не может обанкротиться. В соответствии с данным сценарием, нет никакого смысла держать итальянские облигации исключительно в Италии. Более высокая доходность по этим облигациям означает, что нам интереснее покупать их и для наших немецких страхователей в том числе. Но нам сложно убедить в этом наших инвесторов, поскольку они должны учитывать и худший из вариантов: вне зависимости от того, насколько вероятна та или иная ситуация, их модели должны всегда учитывать в том числе и наихудшую ситуацию из возможных.
Вряд ли такое положение дел вас радует.
Дикманн: Мы вынуждены идти вразрез с нашими экономическими убеждениями и делать то, что несет в себе мало смысла. Именно поэтому нам важно иметь ясность по таким вопросам, как добровольное участие инвесторов в будущем. Мы должны быть в состоянии оценивать риски, связанные с нашими инвестициями. Мы хотим иметь возможность инвестировать без постоянной оглядки на худший из сценариев. Нам бы очень хотелось, чтобы ситуация нормализовалась, а паника и спровоцированные ее рефлекторные реакции остались в прошлом.
Удовлетворены ли Вы попытками, предпринимаемыми в настоящее время для спасения евро?
Дикманн: Многое из возможного и правильного действительно было сделано. Теперь нужно дать странам время. Политики и центральные банки существенно продвинулись вперед. Добиться согласия от стран еврозоны на ограничение госдолга уже большая удача. Запрет на увеличение госдолга задает правильный вектор мышления правительств стран-участниц. Правильной является и стратегия Европейского Центробанка, направленная на поддержку банков посредством вливания денежных средств. Еще один важный шаг — создание стабилизационного фонда — Европейского механизма стабильности (ESM), который начнет действовать с середины 2012 года и позволит нам быть более гибкими в финансировании стран еврозоны.
Середина 2012 года — не слишком ли поздно?
Дикманн: Вопрос, почему ESМ не начнет действовать с начала года, вполне оправдан. Полагаю, что это технически невозможно. В итоге, предстоящее укрепление Международного валютного фонда станет прекрасным дополнением к трем другим мерам. Это послужит своего рода основой и даст политикам время разработать основные меры по нормализации ситуации.
Что это должны быть за меры?
Дикманн: Мы должны дать странам время на то, чтобы их лидеры правильно донесли информацию до своих парламентов и особенно до граждан. Они должны честно сказать людям, на сколько растянется процесс реструктуризации госбюджета. Лидерам стран необходимо пропагандировать политику жесткой финансовой экономии среди своих граждан. Это будет их главная задача на ближайшие шесть месяцев. Иначе в Европе будет продолжать действовать все тот же рефлекс: мы слишком много экономим, требования слишком жесткие и мы делаем это только для Германии. А суровая правда такова: ни одна страна не может достичь высокого уровня благосостояния, если она банкрот. Италии, Испании и другим европейским странам нужно серьезно потрудиться, и, если быть честным, Франции и Германии тоже.
Какие трудности нас здесь ожидают?
Дикманн: Тот факт, что официальные цифры не отражают реального уровня долга Германии. На поверхности все выглядит вполне удовлетворительно. К сожалению, есть скрытые обязательства, которые не отражены в официальных цифрах.
Например?
Дикманн: Основная проблема заключается в будущих пенсионных обязательствах. Если мы тщательно их проанализируем, то наши худшие страхи подтвердятся. Учитывая нашу демографическую ситуацию — постоянное увеличение среднего возраста населения и снижение процента работающего населения — Германии будет сложно справиться с этой проблемой. Но в какой-то момент решение все же придется искать.
Что должно быть сделано в Германии в этой связи?
Дикманн: Никто не хочет говорить об этом во всеуслышание, но вопрос повышения пенсионного возраста неминуемо будет поднят. Мы должны будем найти ответы на целый ряд вопросов: насколько высоким может быть уровень пенсий, что мы можем позволить себе в здравоохранении? Возможно, мы должны пересмотреть необходимость предоставления социальных услуг, которые дают мало выгоды населению, но тем не менее стоят больших денег государству.
Что конкретно Вы имеете в виду?
Дикманн: Возьмем, к примеру, детские пособия. Даже если пособие увеличится на 10 евро на одного ребенка, это ляжет огромным финансовым бременем на бюджет. Некоторые даже не хотят повышения детского пособия, но тем не менее оно повышается повсеместно. Мы должны честно решить, что мы можем себе позволить.
Ни один избиратель не хочет слышать неприглядной правды.
Дикманн: Так ли это на самом деле? У меня складывается впечатление, что политики, делающие честные заявления, пользуются гораздо большей популярностью, чем те, в чьих выступлениях содержатся оптимистичные утверждения о несметности наших ресурсов. У нас нет таковых, и государство должно сосредоточиться на тех, кто действительно нуждается.
Но у страны также есть возможность «экономить до тех пор, пока не останется на чем». Это уже происходит в Греции, задыхающейся от огромного суверенного долга, и этот процесс начинается и в других странах.
Дикманн: С самого начала я был невысокого мнения о программах жесткой экономии, которые предлагались в отрыве от инициатив, направленных на обеспечение роста. Они оставляют людей без перспективы. Помимо насаждения мер жесткой экономии и повышения налогов, политики должны объяснять людям, куда направляются инвестиции.
Но чтобы инвестировать, нужно иметь капитал. В настоящее время свободных средств нет, в том числе, потому что инвесторы едва ли вкладывают деньги в государства-должники. Возникает вопрос: что должно произойти, прежде чем вы как инвесторы вновь начнете приобретать государственные облигации?
Дикманн: Хотите, я сначала Вам расскажу, как возникла эта запутанная ситуация?
Да, пожалуйста.
Дикманн: Еще совсем недавно и политики, и регулирующие органы сходились во мнении, что государственные облигации — самые надежные инвестиции. Это означает, что единственным риском, которому мы подвергались как инвесторы, было изменение процентных ставок. Этот риск мы могли контролировать. Затем, однако, политики стали грозить инвесторам аннулированием долга Греции. Вероятнее всего, вскоре нам придется списать половину греческих облигаций в нашем портфеле.
Вы имеете в виду, на добровольно-принудительной основе...
Дикманн: Подобное аннулирование долга без сомнения стало бы своего рода первородным грехом. В одночасье политики создали ситуацию, при которой по прежде безрисковым европейским государственным облигациям возник риск неплатежа. Объявление об аннулировании долга моментально свело на нет все прежде эффективные механизмы ценообразования. Раньше ни банкам, ни страховым компаниям не нужно было формировать резервы на случай дефолта государственных облигаций. В случае аннулирования долга нам придется делать это на будущее — вопрос только, в каком объеме.
Но в прошлом также нельзя было полностью исключить риск наступления банкротства.
Дикманн: Да, но в прошлом мы могли хеджировать риск остаточной неопределенности с помощью кредитных дефолтных свопов.
Подобные свопы являются для инвесторов своего рода страховкой на случай неплатежа. Почему подобная схема больше не работает?
Дикманн: Банки, заключившие кредитные дефолтные свопы, должны платить только в случае неплатежеспособности страны. Но добровольное прощение долга не то же самое, что неплатежеспособность, и оно не считается дефолтом. Этот мнимый элемент «добровольности» поставил под сомнение весь рынок кредитных дефолтных свопов. Дополнительные гарантии, которые предлагали эти свопы, перестали действовать. Убежден, что многие из тех, кто согласился на подобный добровольный аспект несколько недель назад, сегодня думают иначе, что также подтверждается заявлениями, сделанными после последнего саммита глав государств Евросоюза.
Банки, заключившие свопы, должны платить в случае принудительного аннулирования долга. Многие крупные банки не справятся с этим бременем.
Дикманн: Когда вы оказываетесь вовлеченным в этот замкнутый круг, вопрос как «спасатели» должны поддерживать систему, становится нерелевантным — фактом остается необходимость ее поддержания.
Политический курс изменился. Планируется, что в будущем инвесторы не должны будут «добровольно» списывать долги.
Дикманн: В поиск решения было вовлечено множество голосов. Создается впечатление, что политики жмут на педаль газа до тех пор, пока не осознают, что все идет не так, как надо, и тут же начинают жать на тормоз. Но инвесторам нужна ясность. В настоящее время ее нет. Канцлер Германии Ангела Меркель утверждает, что в будущем процент дефолта по инвестициям будет крайне небольшой. В то же время, однако, европейские органы банковского надзора проводят стресс-тесты банков после списания стоимости гособлигаций проблемных стран. Это отбивает охоту у инвесторов не только вкладываться в гособлигаци, но и вкладываться в сами банки.
Более того, в проекте документа, регламентирующего банковскую деятельность ЕС, Еврокомиссар по внутренним рынкам Мишель Барнье заявил, что частные инвесторы своими вкладами должны в будущем принимать участие в исправлении ситуации, если банковским ценным бумагам будет угрожать дефолт.
Барнье стремится переложить убытки на плечи кредиторов на случай чрезвычайных ситуаций, если банку требуется реструктуризация. Инвесторы вкладывают половину своих средств в банковские ценные бумаги. Исчезнет ли ваша роль как донора капитала в будущем, поскольку банковские ценные бумаги не слишком ненадежны?
Дикманн: Это безусловно станет для нас дороже, поскольку риски возрастут. Более того, рейтинговые агентства снижают рейтинги банков с каждым разом все больше и больше. После снижения рейтинга до определенного уровня страховщикам не разрешается инвестировать средства своих клиентов в этот банк. Здесь подключаются органы банковского надзора со словами: «Извините, но это уже не первоклассные инвестиции». Это означает, что страховщики автоматически исключаются из круга потенциальных покупателей. Это затрудняет возможность инвесторам вкладываться в экономически разумные инструменты и, фактически, в инструменты, которые были бы интересны для системы в целом.
То есть, пока ситуация в целом не прояснится, вы не можете финансировать ни банки, ни государства-должники.
Дикманн: Теоретически да, и это совсем не облегчает нам жизнь. Одно лишь наше подразделение по страхованию жизни в Германии инвестирует 150 млрд. евро. Мы гарантировали нашим клиентам доходность по этим инвестициям в размере 3.3%. В то же время новые инвестиции в
Для инвестирования такого объема средств подходят только рынки гособлигаций и банковских ценных бумаг.
Дикманн: Именно поэтому так важно, чтобы главы государств наконец-то прояснили все неразрешенные вопросы, и мы все-таки могли рационально инвестировать свои средства. В противном случае все гособлигации окажутся в портфеле Европейского Центрального банка. А все те, кто инвестирует средства частных клиентов, либо вызывали рост цен на слишком маленьких рынках, либо вкладывались в инструменты, не приносящие нужную им доходность.
Если мы правильно Вас поняли, Allianz инвестирует средства своих немецких клиентов по страхованию жизни преимущественно в Германии. В какие инструменты вы инвестируете в настоящее время?
Дикманн: Мы традиционно инвестируем значительные средства в ипотечные облигации; мы также инвестируем в облигации, выпущенные на рынках роста, и в облигации надежных компаний. Альтернативные инвестиции, например, ветряные фермы и солнечные парки, также приобретают все большее значение, равно как и инфраструктурные инвестиции. В начале лета, к примеру, мы приобрели долю в норвежской сетевой компании по транспортировке газа.
Может ли готовность банков и правительств снижать объем долга исправить ситуацию в принципе?
Дикманн: Все говорят, что суверенный долг — это корень всех зол и все должны снижать объемы своей задолженности. Но я не уверен в существовании единого понимания процессов, которые повлекут за собой всеобщее одновременное снижение долга. Приведу пример: банкам велят наращивать резервы на случай кризисных ситуаций. Но в настоящее время банки не получают денег с рынка, поскольку никто не знает, что день грядущий им готовит. И что остается делать банкам?
Они сокращают общий объем активов...
Дикманн: ...именно, и настолько, что все тут же начинают говорить: «Это тоже не то, что нам нужно». Поскольку это означает, что банки не только могут приобретать меньший процент гособлигаций, но и вынуждены снижать объем выдаваемых кредитов, что негативно сказывается на развитии экономики.
Поскольку Канцлер Меркель была решительно настроена на введение налога на финансовые операции, Великобритания отказалась принять программу жесткой экономии, утвержденной на саммите глав государств ЕС. Один из наших ключевых партнеров по ЕС старается дистанцироваться от идеи европейского единства. Каково Ваше мнение по поводу данной сиутации?
Дикманн: Лондонский финансовый центр играет существенную роль в экономике Великобритании. Мы можем жарко спорить, преимущество ли это или помеха. Фактом остается то, что британская промышленность не достаточно сильна, чтобы компенсировать убытки, которые приносит Лондон как финансовый центр. Планы по приручению финансовых рынков и введение новых пошлин на биржевые операции в форме налога на финансовые операции — серьезный повод для беспокойства с точки зрения Великобритании. Это снизит конкурентные позиции страны по сравнению с Нью-Йорком.
Кризис вызвал резкое падение стоимости акций страховых компаний. Ваши акции сейчас торгуются ниже номинала. Оправданы ли такие котировки?
Дикманн: В известной мере да. После того, как мы большей частью прекратили инвестировать в акции, продав свои портфели акций, нашим основным риском теперь является изменение процентных ставок. Четыре года назад средние процентные ставки были в два раза выше нынешних. Только те страховщики, которые способны управлять своими инвестициями таким образом, чтобы компенсировать снижение процентных ставок, смогли сохранить свою акционерную стоимость. Эта сфера в настоящее время находится под пристальным вниманием рынка. Таким образом, инвесторы в настоящее время применяют дисконт к стоимости наших акций в виду неопределенности ситуации с инвестициями с фиксированной доходностью. Они также задаются вопросом, останутся ли средства клиентов в страховых компаниях в долгосрочной перспективе. Некоторые банки, остро нуждающиеся в ликвидных средствах, стараются заманить клиентов привлекательными специальными предложениями. Рынки создали ситуацию, при которой оказался возможным отказ клиентов от страховых полисов в пользу краткосрочных банковский программ.
Вы бы купили акции Allianz в настоящий момент?
Дикманн: Последний раз я покупал акции Allianz в августе. В совокупности, с учетом полисов страхования жизни, ¾ моих активов инвестированы в Allianz.
Учитывая невероятный рост размера страховых премий в сегменте негосударственного медицинского страхования, создается впечатление, что страховые компании не в состоянии контролировать свои расходы. Есть ли будущее у этого сегмента?
Дикманн: По данным независимых рэнкингов, Allianz одна из самых стабильных компаний по размеру премий. Но сегмент негосударственного медицинского страхования чрезвычайно зависим от политических решений, принимаемых в стране. В настоящее время имеет место медицинская инфляция. Но взять ситуацию под свой контроль мы сможем только, если нас наделят теми же правами, что есть у государственных страховых компаний, осуществляющих деятельность по медицинскому страхованию. В настоящее время наши права не равны. Например, частным страховым компаниям не разрешено договариваться о скидках с клиниками и производителями лекарств в том же размере, что и государственным страховщикам. Нам не разрешено расторгать договоры медицинского страхования. Если страхователь-частный предприниматель объявляет себя банкротом и не в состоянии продолжать оплачивать страховые взносы, мы должны тем не менее осуществлять страховые выплаты.
Может ли это вынудить вас отказаться от этой линии бизнеса?
Дикманн: Нет, мы не собираемся этого делать. Мы не думаем, что решением будет обеспечение государственным медицинским страхованием всех и каждого. По сравнению с другими странами медицина Германии — одна из лучших в мире. Но она в том числе финансируется за счет средств частных пациентов, которые платят за медицинские услуги гораздо больше, чем держатели государственных полисов. Сегодня ни один физиотерапевт не выжил бы без частных пациентов. Мы зарезервировали 19 млрд. евро под выплаты по негосударственным полисам медицинского страхования. Это облегчает бремя госсектора в том, что касается будущих выплат и укрепляет всю систему. Если мы будем двигаться в направлении к «унификации страхования», мы вскоре будем вынуждены довольствоваться только базовым медицинским обеспечением. Если мы хотим получать дополнительные преимущества, мы должны будем платить врачам наличными или вновь приобретать негосударственную медицинскую страховку.
И каков выход?
Дикманн: Поскольку Германия, как и Япония, — одна из самых быстро стареющих стран, мы должны попрощаться с системой, при которой расходы в долгосрочной перспективе финансируются исключительно из текущих премий. Это означает, что система здравоохранения должна начать аккумулировать капитал. То же самое, кстати, относится и к полисам страхования на случай длительного ухода.
У Allianz были довольно оптимистичные цели по прибыли на 2011 год — от 7,5 до 8,5 млрд. евро. Эти цифры еще актуальны?
Дикманн: Да, актуальны. Хотя это относится к результату по операционной прибыли. Чистая прибыль высчитывается на основании операционной. Показатели чистой прибыли в значительной степени зависят от ситуации на рынке капитала, негативные изменения в которой являются причиной возникновения убытков от обесценения. Напряженная ситуация на рынке оставит свой след на показателях чистой прибыли всех игроков.
И каким будет этот след?
Дикманн: Частичное списание стоимости наших банковских инвестиций, которые в последние месяцы характеризовались крайне низкой доходностью, не могут не сказаться на показателях чистой прибыли. Более того, мы были в числе первых компаний, которые переоценили греческие гособлигации по их текущей рыночной стоимости, а она сейчас составляет 39% от первоначальной стоимости.
Г-н Дикманн, каково Ваше личное мнение: будут ли ваши клиенты по-прежнему оплачивать премии в евро в 2013 г.?
Дикманн: Конечно!
Тонкий мыслитель
Юрист, выпускник философского факультета Геттингенского университета, каноист, автор многочисленных публикаций, Председатель Правления Allianz
